Печать

Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь.
1 час 1 день 1 неделя 1 месяц Навсегда

[Moby Dick]

Да, то еще чтиво...

[Tara]

Кто нибудь читал книгу " когда гиганты ходили по планете"?. Она выходила на русском.

Скучная до зевоты - не дочитал

Я дочитала, ничего нового, и очень затянутая. Эти вставки с воспоминаниями вообще нудятина.

[ЦАПЛЯ]

давайте составим свой рейт достойных чтиво о ЛЗ.
что из грамотного перевода и отечественного истинно про ЛЗ.
Что можно дать прочитать юному о ЛЗ
?

[Pilot]

... книгу история за каждой песней я так и не купила.

Не, все-таки купи, нам лениво

Сейчас как раз читаю (экземпляр Олега, с его любезного разрешения).
Я рассчитывал действительно узнать историю написания каждой песни. Да, есть - но мало, мало, даже для меня с моими более чем скромными познаниями в цеппелиновской истории.
А по большей части все сводится к попыткам автора своими восторженными словами описать что и как играется на альбомах (ну так я лучше сам послушаю!), изобилуют штампованные фразы типа "за шагающим басом Джон-Пола вступает взрывная гитара Джимми Пейджа", ну и в таком духе.
Считаю что книгу эту если брать - то только для коллекции.

[Pilot]

Вот ещё.
Про The Rover там написано, что она никогда не исполнялась на концертах.
А как же Нью-Йорк 10 июня 77-го, где она идёт аж вторым номером? Правда не дольше минуты и без слов.

[Moby Dick]

 У Зеппелин частенько присутствовали небольшие цитаты своих же песен как вкрапление в другие. Поэтому, целесообразно говорить о песнях, которые игрались целиком. Полностью The Rover никогда не играли.
 Я бы даже сказал, что есть внегласное правило по разделению - это песни, которые игрались полностью и разные кусочки и цитаты, потому что, по второму пункту список более чем внушительный. Например, список песен в medley в Whole Lotta Love, наверное, больше чем количество целиковых песен на концертах ЛЗ.

[ImageQ]

А как же Нью-Йорк 10 июня 77-го, где она идёт аж вторым номером?

Вступление к нему игралось аж 37 раз, но целиком, действительно, никогда

[Pilot]

Я к тому что книга несколько "недоделанная", информация в ней неполная и нечеткая.
А как вам такой шедевр оттуда?: "Меллотрон - первая модель полумеханического синтезатора"   
(Любопытно как это в англоязычном оригинале?. Олег, у тебя же есть. Это на страничке про The Rain Song.)

[ImageQ]

"Меллотрон - первая модель полумеханического синтезатора"   

The Mellotron was an early attempt at creating a kind of semi-mechanical synthesizer

[iZEP]

YeНу да, ноты извлекались, воспроизводимые с закольцованных
магнитных лент, прокручиваемых механически, моторчикомм

[Pilot]

YeНу да, ноты извлекались, воспроизводимые с закольцованных
магнитных лент, прокручиваемых механически, моторчикомм

Это так.
Но безграмотно называть меллотрон синтезатором.
Тогда уж правильнее семплером.

И еще так кстати: в меллотроне ленты не закольцованы.

[Moby Dick]

Далее всё цитаты из книги Chris Welch, Jeff Nicholls "John Bonham: A Thunder of Drums" (за перевод спасибо Дмитрию Бравому aka DOOMWATCHER).



Джон Бонэм: «Моя первая в жизни барабанная установка была практически доисторической. Почти вся проржавела. Я очень хотел стать барабанщиком, как только перестал учиться в школе. Я так перся от барабанов, что был готов играть забесплатно. Честно говоря, довольно долго так и получалось, но мои родители меня поддерживали».

Джон Бонэм: «Я работал на своего отца в одной строительной фирме, но в этом бизнесе вряд ли бы преуспел, потому что мог отличиться только игрой на барабанах. Вот на барабанах решил и остановиться. Барабаны постепенно пересиливали, а стройка уходила для меня на второй план, но вкалывал я постоянно. В 16-ть лет решил стать профессиональным музыкантом, и на пару с товарищами решил сколотить профессиональную группу. Но приходилось возвращаться на работу для того, чтобы заработать немного на жизнь. Вот отправляешься на гастроли, а потом концерты заканчиваются, и деньги вместе с ними, после чего возвращаешься на исходную позицию, то есть к тому, с чего начинал. Группы, в которых я играл, перепевали чужие песни, например новейшие шлягеры The Hollies. Приходилось играть, чтобы выжить, на местном уровне. Никаких песен своего сочинения мы не исполняли».

Джон Бонэм: «Мне хотелось, чтобы мои барабаны звучали грандиозно и мощно. По тарелкам я бил, что называется «через раз», то есть не так уж и часто. Начинал играть соло, и о тарелках как-то забывал. Люблю звучание именно барабанов, и для меня они звучат лучше, чем тарелки. Игра руками дарит барабанщику совершенно естественное звучание – без использования дерева, скажем так. Сначала руки болят, но постепенно кожа грубеет, и сейчас я могу лупить по барабанам руками сильнее, чем палочками.
Когда только начинал играть, постоянно пробивал пластики, а сейчас для меня это такое «супер редкое явление». Луплю потише, но при этом барабаны мои звучат намного громче. Все дело в каче. Барабаны звучат лучше, когда играешь плавно, а не атакуешь.
Для меня ощущения в игре намного важнее исполнительской техники. Триоли и парадидлы это конечно ништяк, но вот кому интересно как вы все это сыграли? Техничность лишает барабанщика индивидуальности – а для меня оригинальность стоит на первом месте. Чтобы раскачать ритм, играя на барабанах, я ору как медведь. За барабанами мне хочется напоминать другим настоящую бурю с молниями».
 
Джон Бонэм: «Нам была назначена встреча в доме Джимми в Пэнгборне. В итоге получилась достаточно странная сходка, Джон Пол Джонс, Джимми и я, выходцы из Района Средних Английских графств, ранее выступавшие исключительно в составе местных групп. Именно по причине местечковости и удаленности, меня закидали этими телеграммами с просьбой приехать… мне все это казалось каким-то даром небесным. Мне было тогда неловко, и я подумал, буду лучше помалкивать, чтобы понять, что к чему. Мы сыграли, причем очень даже неплохо. После чего все довольно быстро закрутилось, оно и понятно, уже были запланированы несколько выступлений в Скандинавии под вывеской The New Yardbirds. Отыграли тогда «на ура», группа очень сплотилась. Пришло понимание, что можно начинать все заново, и взять себе новое имя».
 
Джон Бонэм: «Дебютный альбом мы записали сразу же по возвращении с гастролей по Скандинавии. На тот момент мы играли вместе всего лишь месяц, и тогда же я не представлял, что нас ждет большое будущее. Но все закрутилось в один миг. Тем не менее, дома, в Англии, нас начали замечать никак не раньше 1969 года. Прежде чем развернуться в Британии, пришлось отправиться в Штаты. В Англии нам никаких ангажементов не предлагали. Наш менеджер пытался договориться о концертах, но ему отвечали: «Какой-такой Led Zeppelin?, мы не знаем». Вернулись из Америки, когда наш первый альбом вышел, и настрой дома в наш адрес сменился. Начались вопросы: «Почему вы постоянно в Америке выступаете?». Да потому что в Англии мы были никому не интересны. Я всегда только рад играть в Британии, потому что после отработанного концерта можно свалить домой. В Америке приходится жить в отеле, и ругаться с местной гопотой».

 Джон Бонэм: «Я пришел в студию не для того, чтобы сыграть барабанное соло специально для альбома. Ребята просто взяли и смонтировали. Состыковали отрывки моих соло в единый фрагмент. Надо признаться, что далеко не всем и каждому нравятся барабанные соло, и не все эти соло понимают. И чтобы наша публика не скучала, люблю вставлять в свое соло различные эффекты и звуки, к примеру, с помощью педали, я делаю акценты, «фазирую» маленький барабан тимпани».

 Джон Бонэм: «Во время барабанного соло, на каждом нашем концерте, я стараюсь не повторяться, но есть общее направление. Начинаю играть палочками, потом перехожу на руки, потом берусь за колотушку, и концовка, крещендо. Просто играть, без соло, мне было бы очень скучно. Обычно мое соло длиться минут двадцать, а самое длинное было больше получаса. Это довольно долго по времени, но во время игры я течение времени не замечаю. Иной раз я так увлекаюсь, что начинаю думать, как мне выйти из этого затяжного соляка? А в дугой раз, начинаешь солировать, и уже на середине соло понимаешь, что это будет форменный кошмар. Я не раз лажал, и ловил при этом злобные взгляды остальных ребят. Но это осуждение в их глазах, для меня это добрый знак. Это значит, я забрел в своем соло в неведомые барабанные дали, ранее никем еще не освоенные».

 Джон Бонэм: «Джейсон похож на мать, а по характеру пошел в меня. Постоянно барабанит. Даже когда мы выбираемся куда-либо на машине, он берет с собой барабанные палочки, и фигячит ими по сиденьям. Технарем я бы его не назвал, но у этого мальчишки великолепное чувство ритма. На закате карьеры Zeppelin, есть у меня задумка выйти с ним на сцену концертного зала The Royal Albert Hall»

 Джейсон Бонэм о вкладе отца в творчество Led Zeppelin –

«Я знаю, он хотел стать самостоятельным автором-сочинителем. Оригинальная идея «Kashmir», это мой батя. Он пришел в гости к Джимми и напел ему рифф. Джимми мне сам об этом рассказывал. Тоже самое произошло и с песней «Out On The Tiles». Отец часто напевал эту мелодию. Джимми услышал и сказал: «Упс, а ведь хороший рифф. Надо бы использовать!»».

 Джон Бонэм: «Одно время был у меня Роллс-Ройс белого цвета. Я приехал на нем на одну свадьбу, дело было в Бирмингеме. Когда вышел из машины, у местной гопоты это вызвало эффект разорвавшейся бомбы. Все скинхэды накинулись на мое авто. Выбели ветровое стекло и расфигячили все под чистую. Будь это любая другая машина, они бы так не зверели».

 Джон Бонэм: «Как же мне доставалось. Я ужасно нервничал, причем постоянно. Но как только мы начинаем играть «Rock-n-Roll», я успокаиваюсь. Мне трудно усидеть на месте, я весь дергаюсь, мучимый страхом облажаться – и если лажаю, сам не свой от гнева. Тогда как безупречное исполнение, поднимает мне настроение.
Мы все в группе в чем-то похожи, но у каждого из нас есть свой ритуал перед выходом на сцену, один ходит из угла в угол, другой решает выкурить сигаретку. На фестивалях с этим делом хуже всего. Можно просидеть весь день «в сухую», без капли спиртного, пить нельзя, ведь можно по пьяной лавочке весь концерт запоганить. Вот и приходится сидеть в трейлере вместе со всеми, пить чай и говорить: «какая лепота, ребята!»».

[Moby Dick]

Джон Пол Джонс: «Когда был сессионным музыкантом, каждый день играл с тремя разными барабанщиками. Басисту важно знать, с кем из барабанщиков наиболее комфортно взаимодействовать по умению держать ритм, размерность, и кто вам не подходит в этом плане, с тем барабанщиком вы ой как можете намучиться. Как только я услышал, как играет Джон Бонэм понял, что все будет тип-топ – он мастер своего дела, при этом ритм качает как шельмец! Мы мгновенно сыгрались как одна команда.
Сообразив, что мы оба мастера, тут же прониклись взаимным уважением. Я слушал, как он работает на басовом барабане, а он прислушивался к моей игре. Отличная ритм-секция, она самая. Несмотря на то, что он заработал себе репутацию этакого грохотальщика, в его игре чувствовался целый набор стилей. Влияние Ронни Верралла, барабанщика из биг-бэнда Тэда Хита, который всегда играл громко. Но Джон играл музыкально громко. Он был опытным барабанщиком, а мы исполняли рок-н-ролл, музыку в которой «дрочильникам» не место. Он был громким «снизу вверх», если вы понимаете, о чем я толкую. И мне как басисту, такой стиль самое то.
Он всегда играл на маленькой барабанной установке, но с большими барабанами. Джон никогда не играл на установке с большим числом барабанов, почти всегда в его «кухне» чистилось всего четыре барабана. Никаких излишеств по этой части, как это любили делать барабанщики в начале 70-х. Небольшое число барабанов было для него оптимальным для реализации всех барабанных задумок. Ему было не важно, что это за барабаны, он мог сесть за абсолютно любую установку и сходу сыграть в своем фирменном стиле. Все дело было в его умении «качать», и в безупречном чувстве ритма».

 Джон Пол Джонс: «Его нашли мы с Бенджи. Сказали себе, «Пойдем, проведаем Бонзо». Попробовали его растолкать…. Это было ужасно. После чего мне пришлось сообщить эту новость двум другим. Что интересно, в то утро все были на огромном подъеме, в хорошем настроении. А потом я сообщил новость Джимми и Роберту. Эта потеря меня жутко разозлила.
Когда Бонзо не стало, мы только начали репетировать, готовиться к американскому турне. В тот момент мы снова сгруппировались. Вновь синхронизировали свои действия, и радовались тому, что все получается. Бонзо вел себя непредсказуемо, и был в плохой форме. Во время той последней репетиции было несколько хороших моментов, но потом он начал пить водку».

 Джон Пол Джонс: «Джон часто стучал очень мощно и громко, но вместе с тем во многих нюансах исполнения был таким «неуловимым» барабанщиком. Никогда не играл один и тот же рисунок дважды, и его игра всегда была весьма интересной и насыщенной. Это была такая игра света и тени, красок и кача».

 Джон Пол Джонс: «Пока мы записывались в Headley Grange, Джон периодически притаскивал двойные бас-бочки. Мы спрятали один из бас-барабанов, и я заявил, что не играю под два барабана. Менеджеру Гранту эта идея совсем не понравилась. «Двойные бас-бочки? Да, это же просто натуральная катастрофа!»».


 Джон Пол Джонс: «Джон вносил серьезный вклад в исполняемые нами риффы, и надо сказать, что часто его вклад не был отмечен в авторстве той или иной композиции. Своей игрой этот парень мог изменить общий настрой, и многие наши песни могли начинаться именно с барабанного рисунка. Рифф часто строился на основе барабанного ритма. Джон мог сыграть проход, который подталкивал главных авторов придумать что-либо на его основе.
Когда записывали «Black Dog», у него возникли небольшие трудности в студии. Я сказал ему, что всего «Черного Пса» надо играть в ритме четыре четверти такта. Но поверх основного ритма идет ритм в размере пять восьмых. И такая размерность помогает вернуться к основному ритму. Оригинальная версия этой песни получилась более замороченной, но чтобы Бонэм сыграл все правильно, нам пришлось поменять акценты. Песню «Four Stick» он осваивал целую вечность. Такое чувство, что в Zeppelin я был единственным музыкантом считавшим такты. Пейдж мог сыграть нечто невнятно, но напрашивался вопрос: «Все это конечно круто, но где первоначальный ритм? Тебе лучше нам объяснить». Когда Джимми играл, такты его не волновали. Он мог выдать на гитаре отличную фразу, но совершенно вне размерности. Неверный такт мог запросто все испортить.
Помню, что «Four Sticks» точно игралась в размере 5/4, но изначальный ритм мне было не нащупать, а Пейджа это мало волновало. Но каким-то макаром у нас все получалось, при этом в игре мы друг друга ловко обходили. «Four Sticks» никогда не исполняли в живую.
Частенько концертная импровизация меняла песни. В быстрой части «Dazed and Confused» мы с Джоном могли сыграть рифф задом наперед. В такие моменты Пейджи словно просыпался и кричал: «Что за хуету вы творите?!». А мы ржали».

 Джон Пол Джонс: «Джон увлекался музыкой абсолютно любого жанра. Кроме джаза и регги. К джазу он относился нейтрально, а вот регги играть просто ненавидел. Ему было адски скучно.
Когда записывали песню «D’yer Mak’er», Джон играл один ритм в стиле шаффл, и ничего более. Мы с ним на пару эту песню возненавидели. Вот если бы ему дали возможность свою партию переработать, все было бы в порядке. В регги ритм секция, бас и барабаны, должна играть очень четко. Но ему подобная четкость претила, поэтому все звучало просто ужасно».

 Джон Пол Джонс: «Как музыкант, Джон оказывал серьезнейшее влияние на меня. Он был одним из самых музыкальных барабанщиков, с которыми мне доводилось играть, и явно одним из тех, кто мастерски умел раскачивать ритм. Я всегда считал Zeppelin одним из редких примеров «мастеров кача». Мы всегда считали, что рок обязан прогибать слушателя ритмом, и Джон своей игрой это только доказывал. Фанковость и качевость проходили красной строкой через всю нашу музыку».

 Джон Пол Джонс: «В начале концерта я держался практически у самого края сцены, но уже в  первой песне отходил назад, и в итоге занимал свое место рядом с тарелкой «ride» Джона. Это было мое любимое место на сцене, потому что в этой точке я могу чувствовать басовый барабан, а не полагаться на звук из сценических мониторов. И конечно, я мог вдеть лицо Джона из под той тарелки. Он играл на барабанном подиуме, и я мог смотреть на него. Вот именно в таком положении мы были очень сыграны.
Находясь на сцене, по ходу концерта, нужно быть готовым ко всему, особенно в импровизационных партиях, потому что музыка меняется постоянно. Нужно следить за сигналом друг друга, и часто смотреть друг другу в глаза. Взгляд Пейджа всегда был безучастным, когда он играл, и тупо смотрел в пол, тогда как мы с Джоном всю дорогу следили за руками друг друга. Частенько мы делали стоп-таймы, причем заранее ничего такого не репетировали, и нужно было уметь резко остановиться и продолжить играть. Публика возможно гадала: «И как это у них так ловко получается?». Все дело было во внимании. Вот так и играли».

 Джон Пол Джонс: «Джон любил играть на барабанах, но гастролировать просто ненавидел. Помню, когда мы только начинали давать концерты, после очередного выступления он не мог завалиться спать, пока не рассветет. Мы часто устраивали совместные посиделки, просто болтали и слушали радио. Он жутко ненавидел быть вдали от дома, как терпеть ненавидел все эти перелеты, и эта неприязнь была для него еще одним поводом выпить. Мы не раз посылали за ним машину, с тем рассчетом, чтобы водитель отвез его в аэропорт, но он ухитрялся уговорить водилу повернуть, и вернуться в родной Бирмингем. Умереть, не встать!
Он немного успокоился, перестал бояться летать тогда, когда мы начали передвигаться на своем личном самолете. Его пускали в кабину пилотов, и по той простой причине, что он любил погонять на машине «с ветерком», до него начало внезапно доходить, что пилотирование самолета сродни езде на машине. Его допускали к штурвалу, и он отрывался, уходил в пике. Помню как я срываюсь с толчка в задней части самолета с вопросом: «Это что за ебанический вираж мы только что отмочили?», когда самолет по взрослому в сторону кидануло. Джон появлялся из кабины пилотов, улыбаясь до ушей и говорил: «Блин, я еще никогда так жестко не гонял».
Многим переживающим страх перелетов, понимая, что могут эти самые перелеты контролировать, легче бороться с собственной фобией. Питера Гранта ломало от этих перелетов, но на его фоне Джон мучился просто адски. Он нажирался в авиаспорте, предвкушая очередной перелет, а попав на борт начинал шалить, по пьяни. Не матом всех крыл, а начинал конкретно буянить, да так шумел, что нам приходилось его утихомиривать. Иногда было достаточно неосторожно брошенного слово для того, чтобы этот парень завелся, но наши личные отношения это все равно никак не портило».

 Роберт Плант: «В самый последний день его жизни, по дороге на репетицию, Джон был в дурном настроении, и сказал: «Пора мне завязывать с этими барабанами. Все играют круче меня». Когда ехали на машине, он с досады отломал солнцезащитный козырек, и выбросил его из окна, по ходу нашей беседы. И сказал: «Вот что я тебе скажу, приедем на репетицию, ты сядешь за барабаны, а я спою». Это была наша последняя репетиция».

 Роберт Плант: «Мы выросли в одном окружении, и встречались с одними и теми же девчонками. Могу сказать, что Джон с самого рождения был очень ярким человеком, личностью. И мы оба были горделивыми носителями невероятно раздутых личных амбиций. Я собирался стать первым, то есть лучшим, вокалистом в округе, а он явно стремился стать самым лучшим барабанщиком. Часто оказавшись вдвоем в одной комнате, мы больше никому не давали туда зайти. Просто посторонним было невыносимо мириться с нашими эго, характерами и агрессивность. Такое было трудно переварить.
Зло друг над другом подшучивали. Так подкалывают подростки, выросшие среди одних и тех же музыкантов. Мне кажется, мы с Бонзо всегда старались друг друга общеголять… Как-то раз Джон подошел ко мне на концерте и сказал: «Как барабанщик я на целую головы выше тебя, как вокалиста». Типичное бонэмовское приуменьшение».

[Moby Dick]

Джими Хендрикс, после одного из концертов Zeppelin, так охарактеризовал игру Бонэма, в разговоре с Робертом Плантом –

«Ну, ваш барабанщик дает, у него вместо правой ноги, пара кастаньет!».

Кози Пауэл о Джоне Бонэме – «Пойти поиграть с разными местными группами, и попутно разнести к чертям барабанную установку, вот таким мог быть идеальный вечер для Джона Бонэма. Одно время он это дело очень любил. Мы тусили не один раз, и в нашей компании могла оказаться парочка парней, с которыми у Джона были весьма натянутые отношения. Тогда он мне говорил: «Смотри что сегодня вечером я отчибучу, просто уничтожу их барабаны». Не сомневайтесь, у него это явно получалось…».

Кози Пауэл: «Нас с Бонэмом не пускали в большинство ночных клубов, оно и понятно, местная публика жаловалась, дескать, играем слишком громко. Поэтому очень быстро мы заработали себе репутацию «отказников», за излишний грохот».

Кармин Эппис: «Мы были обычными мальчишками, но стоило Джону сесть за барабаны, он превращался в великолепного исполнителя. Во время исполнения песни «You Keep Me Hanging On» я крутил палочки, и в какой-то момент, ударив по тарелке, глушил звук, хватая ее рукой. Когда Бонэм увидел, как я это делаю, начал под меня косить. Тогда мы взяли за привычку зависать на краю сцены и наблюдать за игрой друг друга. Он смотрел на меня, и говорил: «Зацени!», после чего крутил палочки, и глушил тарелку рукой. Глядя на него, я поднимал большой палец вверх и одобрительно говорил: «Ништячно!»».

 Кармин Эппис: «Я любил Бонзо. Он был замечательным человеком, и очень меня уважал. Он всегда относился ко мне с уважением, даже приняв на грудь несколько стакашек «крепенького». Когда в 1975 году я перебрался жить в Лос-Анджелес, мы отлично проводили время в Голливуде. Музыканты нашей группы ходили на концерты Zeppelin когда они были настоящими мега звездами, и ребята приглашали нас выйти на сцену. Парням из Fudge предоставили полный доступ за кулисами. Ходи-броди где хочешь».


 Бив Бивен продолжает рассказ об алкогольной деградации Джона Бонэма –

«Наша последняя встреча состоялась, когда я играл в ELO. В тот раз наша группа остановилась в отеле Hyatt House Hotel в Голливуде. Zeppelin приехали в Лос-Анджелес, и я пригласил Джона к себе. В баре отеля играла одна группа, местные завсегдатаи, я поднялся на сцену и джемовал вместе с ними. Они были очень добры и похвалили мое музыкальное мастерство. Я ответил: «Конечно, огромное спасибо, но вам стоит заценить моего приятеля, Джона, вот он барабанщик хоть куда, высший класс». Бонэм появился и был само великодушие, заказал всем выпить. Угостил музыкантов всей группы, и меня в том числе. Себе заказал шесть порций.
Я мог пить брэнди с колой, а он залил в себя шесть коктейлей «Брэнди Александр». Под выпивку для Джона выделили целый поднос, и он накидывался ими влегкую. Не прошло и часа, а в Джоне сидело 24 порции. Потом он вышел на сцену, поимпровизировать с той группой. Они начали свое выступление с «Superstition», старой песни Стиви Уандера. Я всем разрекламировал Джона как лучшего барабанщика в мире, и, конечно, он играл просто ужасающе. Лажал просто адски, постоянно выбиваясь из ритма. Ребята из группы взирали на меня с немым вопросом: «Ты уверен, что этот кент, типа самый лучший?». Вот такая моя последняя встреча с Джоном Бонэмом».


 Барабанщик Саймон Кирк (Bad Company) вспоминает совместное выступление с Бонэмом на концерте Led Zeppelin в Мюнхене, Германия, 5.07.1980 –

«Мы с Бонзо решили сыграть дуэтом, на две барабанные установки на сцене. Он обзвонил всех продавцов музыкальных инструментов в Мюнхене и попросил по-быстрому организовать для меня установку. Мне предстояло сыграть с ними «Whole Lotta Love», а в этой песне достаточно сложная аранжировка. Бонзо начал отбивать ритм на своих коленях и заверил меня: «Так, смотри, играешь так, а потом вот так. После чего вступает Пейджи, и ты играешь вот этак. Врубился? Вот и ладненько!».
Все отрепетировали на коленках, в номере отеля, прямо перед выходом на сцену. Понятия не имею, как я дотянул до конца той песни. Меня расстроил единственный момент, неверное расположение тарелок в моей установке. Трудно забыть первые ноты той песни, тяжелее я ничего в своей жизни не слышал.
А потом, конечно… через два месяца его не стало. Тем не менее, во время нашей последней встречи, с Джоном все было в порядке. Последнее, что помню, как он укладывал в свой багаж кукол, накупленных им в разных странах, для дочурки, Зои. Образ отвязного сердцееда в моей голове как-то быстро рассеялся. Помню, как укладывал в чемодан он этих кукол и приговаривал: «Эта из Австрии, а вот эта из Швейцарии». Он был аккуратистом, всегда одевался опрятно».

[iZEP]

Moby'ck ! Премного-го-го благодаррю За!

Нет пользователй он-лайн.